Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Я пью кофе из твоей чашки, зажигаю по вечерам наши свечи, Так ты становишься ближе, а твой образ в голове резче. Больше меня никто не встречает, В доме даже лампочки не горят, Ты прости, что я все время тебя вспоминаю, Я люблю. И никто не виноват...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Милый мой! Знал бы ты, как тяжело далось мне расставание? Какой пустой и дикой показалась мне наша квартира, после того, как оттуда уехали ты и все твои вещи, книги, рукописи? Как тоскливо мне было пить чай при свечах, неотражавшихся в твоих огромных глазах. Милый! Твоя чашка по-прежнему стоит на столе. Помыть ее не поднимается рука, кажется, что это частичка тебя самого,сидящего на нашей кухне. Теперь я все чаще говорю с тобой. Рассказываю о прожитом дне, жалуюсь на погоду, пробки и начальство, вспоминаю истории,которые не рассказала тебя, сочиняю новые. Больше никто не открывает мне дверь. Она все время под замком, как наказанная. А еще я высматриваю твой автомобиль.Кажется, что я сейчас вырулю из-за угла и увижу его, успокоюсь, что ты дома, и поспешу вверх по темной лестнице скорее домой, к плите,ужину и разговорам с тобой. К запахам, которые теперь наполняли наш дом:краски, пыли, бумаги, перемешанных с запахами жаренного мяса и вареного картофеля. Мой дорогой! Как удалось тебе так глубоко поселиться в моем маленьком сердце? Занять столько места, что всем остальным там кажется тесно. Я вчера узнала, что такое патология сердца. Ты и есть моя патология. Мне всегда было интересно, что творится в твоей голове, когда ты смотрел на огонь или в экран моего ноутбука, когда вдруг замирал над кропотливой работой, которую ты делал или над книгой на неизвестном мне языке, на котором не говорит уже никто,кроме тебя. Ты делался прекрасным, восковым. Но я не могла прочитать, о чем ты думаешь, и где находишься в этот момент. Ты исчезал, растворялся в пространстве и времени. Ты даже не слышал меня порой. А потом вдруг возвращался. И ты снова был здесь, но на два или три столетия печальнее. Расскажи мне, дорогой, где ты бывал в эти мгновения, с кем и о чем беседовали твои мысли. Почему, возвращаясь, ты становился так печален? Или ты уже тогда знал, что однажды покинешь наш уютный прекрасный шалаш и оставишь меня в нем? Сколько вопросов мне хочется задать тебе. Сколько ответов прочитать в одной только твоей улыбке. Напиши мне, как только получишь это письмо. Я буду рада любой твоей весточке. А теперь крепко обнимаю тебя...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
А тебе вот уже бы на покой, Сидеть в кресле из мягкой древесины, Пить глинтвейн или холодный мохито, Теребить шерсть у старой, как твоя жена, псины, А ты все ищешь себе красивых, И в этом нет, наверно, твоей вины. А тебя все тянет влюбляться, Доказывать себе, что ты еще сочный, Что седина и бес не про тебя (Это точно) Что с годами ты, как хороший коньяк, Становишься только лучше, И улыбка, как будто краше, И глаза озорнее, чем раньше, И любишь ты без пошлости и фальши, И меня покорить - это долгожданный финиш, Который нужно просто пересечь...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Если мне и будет, что вспомнить в старости, То это разговоры, ужины и свечи. Жаль, что нельзя нажать repeat. Я бы все повторила, Даже горечь расставаний и обид. Я бы запомнила каждую шутку И смеялась бы до старости лет, Господи, дай мне еще минутку Ужинов, ухмылок и сигарет. Дай мне читать глазами Мысли в его голове, Дай засыпать со слезами, Дай его полностью мне! Дай повторить все снова, Дай мне запомнить его, Каждое случайное слово, Каждое его все...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Когда ты уходишь, Меня больше не пронзает боль, Не опускается тьма, Я скорее свободна, Чем несчастна без тебя. Ты мог бы стать музой Для любой другой, А мне ты уже не нужен. Прости меня, дорогой...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Знаешь, я против фальшивых нот в твоем голосе, когда я обнимаю тебя, глажу непослушные волосы, вдыхаю аромат, когда ты врешь мне, ты мне не рад, но почему-то терпишь...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
теперь я все больше курю чем говорю вливаю в себя по два-три виски ежевечерне а уровень жизни в крови по-прежнему равен нулю и я никого не жду не терплю не люблю не помню в лицо и не прошу прощенья
все кончено сердце испорченный метроном хирурги радеют за срочную пересадку но я его прячу под самым амбарным замком хотя оно ноет во мне болевым комком и мне с ним непросто точнее совсем несладко
внутри не осталось ни стен ни дверей, ни сил обугленный остов в груди не дает покоя мне нужно забыть тех кто раньше меня любил но как исключить их из списка своих светил и выйти из схватки не принимая боя
блефуй до последнего мой ненадежный друг ты делаешь вид что жалеешь а я что верю мы сами замкнули себя в этот чертов круг добили, забыли и радостно сбыли с рук теперь удивляемся стенам за каждой дверью
в 4 утра кончается Jаmеson и ночь и только у боли срок годности до упора я рада бы все это стойчески превозмочь собрать чемодан и уехать отсюда прочь но время велело терпеть finаl cut нескоро
легко стать ошибкой в системе чужих страстей сегодня ты в топе а завтра в системном сбое я много курю и больше не жду новостей я в жизни встречала предателей всех мастей но знаешь мой друг никто не сравнится с тобою (с)
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
"Внутри вас есть основа. Нашли ли вы эту основу? Без нее все остальное, что мы пытаемся найти, познать и почувствовать, не имеет никакой ценности. Я не видел ни одного человека, который бы не хотел, чтоб его любили. Но как вас можно любить, если вы не нашли свою основу? Изменчивую и непостоянную личность, которая представляет собой не больше, чем пучок эмоций?"
"Человеческая любовь только для одного: полюбить свою душу. Тогда Бесконечный мир вокруг вас влюбится в вас."
"Мы должны научиться любить самих себя, прежде чем полюбим кого-то еще. Мы должны научиться почитать самих себя, прежде чем начнем почитать кого-то еще. Мы должны служить себе, прежде чем начнем служить кому-то еще. Если мы не знаем, как делать что-то для себя, мы не сможем делать что-то для других. Потому что, когда мы делаем что-то для других, это служит какой-то цели. А цель создаст предубеждение. Вместо того чтобы обрести друзей, вы наживете себе врагов"
"Солнце повсюду, если вы летите над облаками. Внизу могут быть тучи, дождь и гром. Когда вы поднимаетесь над конфликтом, то это уровень свободы и обширности высшего сознания. Казавшиеся такими серьёзными, проблемы начинают становиться меньше и меньше и, наконец, совсем исчезают. Не спрашивайте никого о том, что вам делать. Спросите себя: "Могу ли я подняться выше?" и просто поднимитесь."
"Приходилось вам такое слышать? "Я тебя люблю, но...". Это нелепо. Обусловленная любовь - это духовная проституция. Она уродлива. Уродлива и бесполезна, и это пустая трата времени. "Я тебя люблю, но... шел бы ты в гробницу к Тутанхамону". И еще одна нелепая фраза: "Я буду счастлив, если..."
"Почему вы несчастны? Счастье приходит, когда вы просто живете. Но вы должны быть собой, и это возможно только если вы любите себя. Вы подавлены, взволнованы, привязаны, одиноки - у вас столько настроений. Вы совсем не помните о том, что Бог создал вас, вы думаете, что это сделали ваши родители."
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
В один день мне казалось, что моя жизнь кончена. Но утро пришло, и я снова была жива. Слезы не воскрешают мертвых. А если вас бросили, можно плакать и сидеть в темном углу, а можно поплакать и пуститься во все веселый тяжкие. Угадайте, что выбираю я?
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Сегодня тяжелый день. Слишком. Я потеряла друга, человек, который был мне дорог, предал меня и веры в лучшее у меня тоже нет. По крайней мере сегодня. P.S. Aga-ta, сегодня я бы плакала на твоей груди...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Ещё никто не измерил меня и никогда не измерит. — Я — талант, мне все можно. — Что значит «все»? — А все. Соврать, убить, изнасиловать, украсть. — Ванька подумал и с уверенностью добавил: — Предать. Да. А меня все должны любить, жалеть и спасать. — Ни фига себе! -изумился Отличник, — это почему? — Потому что я — талант...
— Нет ни греха, ни вины, ни искупления — только бесконечный поток предательств и преступлений во имя таланта. Круговорот говна в природе. Так что мне все можно, и я все сделаю… (тот же Ванька)
И вообще, если в бога верят, чтобы выпросить у него чего-нибудь, то это не вера, а бессилие.
- Ты меня любишь.. Я тебя люблю... А любви между нами нет! Это против всяких законов...
Как-то вот получается, что слабых больше жалеешь, но меньше любишь. Жалость от доброты идет, а любовь… ну, как бы это сказать… так положено человеку. Любовь первее жалости. Жалеть, конечно, надо, но больше хочется любить.
Все кажется, что еще много душевных ран вытерпишь, а вдруг оглянешься и видишь, что на душе-то уже места живого нет.
Они долго молчали, не меняя поз. Потом Отличник услышал, что Леля плачет , и поднял лицо. Его потрясло, что Леля одна делает то, что надо делать, — просто жалеет девочку . Леля глядела перед собой, а слезы бежали по ее щекам. Лицо Отличника вдруг скрутилось, горло задрожало, и в нем что-то запрыгало, как шарик в свистке. И Отличник тоже заплакал, не успев даже перевести дыхания. Они плакали, но плакали не только потому, что та девочка разбилась. Они плакали, потому что чувствовали, как безмерно, беспредельно они счастливы, но все равно не понимают, откуда же столько горя, от которого они плачут. И они плакали о вечной обреченности человеческого рода, о том, что время идет против нашей воли, что мы неразрешимо одиноки, что мы расстанемся с друзьями и друзья предадут нас, а мы — их, что любовь все равно пройдет, что никогда мы не изведаем свободы, что мы слабы и ничего не понимаем в этом мире, что вечная красота не включает нас в свои пределы, что сбудутся или угаснут наши мечты, а дела окажутся ненужными, что мы появились на свет не по своей воле, проживем жизнь по воле истины, которая к нам безразлична, и не по своей воле уйдем, что нас мучит страх, что будущее от нас сокрыто, что в мире нет правды, а на небе нету бога, что морская вода солона, а земля несъедобна, что мы теряем всегда больше, чем находим, что кто-то имеет власть над нами, хотя подлее нас во сто крат, что радость быстротечна, а боль не имеет конца, что нам никогда не увидеть всего на свете, что нам не суметь рассказать о себе все, что в полной тьме ничего не видно, а яркий свет слепит, что мы устали и никому до нас нет дела, что на нас лежит вина за чужое зло, а кто-то все равно нас лучше, что мало тепла, что нет уже парусных кораблей и мы не умеем ездить на лошадях, что сны наши уже не те, что были в детстве, а у Богородицы такое грустное лицо, что рано или поздно мы все равно умрем и нас сожгут или закопают в землю.
А выбора нет, потому что человек одинок. Природа не транжирится и все изготовляет в единственном экземпляре.
— Ты меня не любишь , — быстро сказала Леля . — Я же говорил , что люблю . — Это не так говорят. Наверное, это вообще не говорят. Без слов бывает видно… Вот ты бы смог простить меня за все-все? — Наверное, да, — подумав, сказал Отличник. — Да. Я тебя за душу твою люблю , а поступки ведь не только от нее зависят. А даже если только от нее, не всегда добро получается. — Но как же жить тогда? — Прощать. — Отличник пожал плечами. — А что еще можно придумать? Если не прощать, так надо выставить в окно пулемет и строчить без разбору. Или с крыши спрыгнуть.
- Оправдаться... - повторил Отличник. - То есть попытаться представить правдой во мнении других то, что считаешь правдой за себя? Выдать субъективное за объективное?
"Это просто идиотизм, - понял Отличник. - Идиот, как гений, способен на все. Впрочем, подавляющее большинство всех убеждений и поступков людей на земле объяснить можно только идиотизмом, а примеры гениальности легко счесть по пальцам. Вот и вся разница."
Я вот в связи с этим придумал уникальный рецепт, как справиться со всеми жизненными трудностями. Надо все проблемы разделить на две части – разрешимые и неразрешимые. Разрешимые отбросить. Неразрешимые тоже разделить на две части - важные и неважные. Неважные отбросить. Важные тоже разделить на две части – срочные и несрочные. Несрочные отбросить. Короче, вот так все делить, делить проблемы, пока, наконец, не останется последняя, самая главная: где купить пива?
– Это жизнь, – так же грустно вздохнул Отличник. – Это не лечится.
Хочешь, мой юный друг, открою тебе великую тайну бытия? Слушай и соизмеряй: чем проще - тем дороже. Понял? Прозрел?
- Мой юный друг, нельзя же во всем полагаться на старших! Ведь впоследствии ты можешь начать страдать от укусов на локтях.
Отличник покраснел. Игорь осуждающе молчал. - Мой юный друг, - строго начал он. - Видишь ли, в чем дело. Живому человеку свойственно любить. Это закон природы, а также психологии, физиологии и ряда других уважаемых дисциплин. За мертвых я поручиться в данном вопросе не могу, ибо не обладаю эмпирическим опытом в достаточной степени.
И вообще, если в бога верят, чтобы выпросить у него чего‑нибудь, то это не вера, а бессилие.
- ...Тебе можно верить? - Почем я знаю, можно ли мне верить?
Но атеизм не попытка достичь истины, а способ примирить себя с неспособностью ее постигнуть.
– Разве слабых не жалеют больше, чем сильных? – Не в том дело… Я неправильно выразилась. Я не умею говорить так долго, складно и красиво, как Игорь… Как-то вот получается, что слабых больше жалеешь, но меньше любишь. Жалость от доброты идет, а любовь… ну, как бы это сказать… так положено человеку. Любовь первее жалости. Жалеть, конечно, надо, но больше хочется любить. Вот мне в тебе нравится то, что тебя жалеть не надо. – Почему? Ты хочешь сказать, что я сильнее всех? – Нет… Ты слабее даже Ваньки. Но видишь… я попытаюсь объяснить… Ванька самый слабый, потому что его можно сломать. – Любого можно сломать. – Да, но ведь важно, что человек будет делать после этого. Ванька начнет мстить. – То есть махать после драки кулаками? – Ну. А ведь это глупо. Дальше по степени слабости, по-моему, идет Нелли. То есть она чуть посильнее Ваньки. Если ее сломать, то она начнет строить то же самое заново. А зачем? Если один раз сломалось, то и потом сломается, верно? Тоже глупо. Сильнее Нелли Леля. Если ее сломать, то она потом вообще ничего не будет делать, все бросит. А если сломать Игоря, то он попытается встать на позицию своего победителя, овладеть его оружием. Вот в этом смысле он «сильный». Правда, «сильный» – это какое-то не то слово, но я не могу найти нужного. Это в каком-то простом, житейском смысле он самый сильный. Я такая дура, поэтому просто смотрю: кому легче живется – тот и самый сильный. Игорю будет легче всех. А если, например, духовную силу брать, то самый сильный, конечно, Ванька – ведь его сломают, а он и сломанный за свое борется. – Ну а я? – спросил Отличник. – Про меня ты что-нибудь скажешь? Сильный я или слабый? И в каком смысле? Серафима засмеялась, и Отличник, взволнованно глядя в ее спокойные серебристые глаза, с новой силой почувствовал, как любит ее. – А ты совсем не такой. Вообще-то тебя очень легко сломать. Гораздо легче, чем остальных. Но понимаешь… Мне так кажется… Их один раз сломали – и все. Навсегда, конец. А тебя надо бесконечно всякий раз ломать заново.
Понял бы, что ради такого счастья ничего не жалко, что пропустить его - самый страшный грех, наказуемый на всю жизнь несбывающимися надеждами.
И Отличник трезво осознавал весь непреходящий ужас общаги – разгул, воровство, пьянки, предательства, произвол, идиотизм, разврат. Тот ужас, где даже истина выражается матом, где все калечит, где над всем глумятся, где любовь – это бешенство, а души кувыркаются, как горящие птицы, где зло огромно, неистребимо и непобедимо, где кровь на всех стенах. Здесь невозможно было выиграть поединок, и любой, осмелившийся желать добра, был обречен на позор, на битье ногами, на смех и поражение. Но в том и заключалось величие общаги, что здесь никогда не кончалась очередь сумасшедших, желающих выйти на эту арену и заранее знающих, что их тела потом выволокут крючьями в выгребные ямы. Общага была просто нереальным миром, где не оставалось ничего святого, ничего неоскверненного, но почему‑то только здесь был смысл искать щедрую, всемирную правду.
Вот представь, что ты сел писать роман про общагу: про меня, про Лельку, про себя… Придумал нас всех, придумал, что мы будем делать, пишешь, погружаешься в души и вдруг обнаруживаешь, что эти люди хоть и родились в твоем воображении, но в принципе равноценны тебе, неисчерпаемы до дна, непознаваемы до конца. Чем яснее ты это понимаешь, тем больше предоставляешь им свободы. И наконец они совершенно свободны от тебя, делают что хотят, а ты лишь записываешь. Если ты талантлив, они, конечно, сделают то, чего тебе от них надо. Но если для тебя это будет их нравственная победа, то не исключено, что для них то же самое окажется нравственной катастрофой. Текст один, а прочтений много. Вот так в жизни сочетается божья воля на каждый поступок человека и в то же время его свобода в любом поступке. Тут главное уже не поступок, а отношение, выбора нет.
Когда человек верит в бога лишь для того, чтобы найти заступничество, он пытается понравиться богу - то есть выяснить его привычки и следовать им. Вот это и есть суеверность. А я, хоть, конечно, я старая и толстая шлюха, но понравиться ему не хочу.
Смерть была самым правильным ответом на все, потому что после нее человеку уже невозможно ничего возразить.
А тоска по истине всегда чиста и целомудренна, в какую бы помойку истину ни зарыли.
Он поднял лицо. Небосвод над городом был полон мерного, бездонного, вечного и темного света, в котором на разной глубине, то любопытно-близко, то в равнодушной и невообразимой дали горели мелкие звезды. Лунный шар полупрозрачно таял, а сквозь него просвечивала бездна. Отличник ощутил, как сейчас, когда за полночь, в мире наступает время истины и все меняется местами: небо становится главным из всего, что есть в мироздании, а земля истончается в призрак; за внешней простотой видимого мира сквозит беспредельность космического смысла. Во тьме, как корабли, плыли кроны деревьев, темно-синие сверху и рыбно-чешуистые снизу, а рядом с ними на голых скатах крыш коряво торчали антенны, словно разросшиеся, подобно кораллам, железные кресты на фантастических погостах роботов. На асфальте хаотично смешивались и накладывались друг на друга полотнища света от каждого фонаря и лучи теней от столбов и стволов. Вся эта качающаяся, пьяная чересполосица вертикалей казалась ветхими подпорками, сикось-накось поставленными под брюхо великой темноте.
Сколько было до меня замечательных людей, великих людей, самых несчастных. Они знали истину об этом мире, а им никто не верил. Их прогнали, осмеяли, надругались над ними, а потом сбросили их в ямы с негашеной известью, сровняли могилы и забыли имена… Такие люди есть и сейчас, но почему я не могу их увидеть, найти, чтобы помочь, полюбить?
Бог вкладывает в нас души и отпускает нас в этот мир. Мир создан по его воле, но живет уже по своим законам, от воли бога не зависящим.
На самом деле не так. Выбор совсем не такой, каким его хотят видеть. Человек не делает выбора между земным и небесным, то есть не выбирает, что ему сделать: угодное людям или угодное богу. Богу угодно все, он ведь нас не лакеями сюда посылает. А людям, всем людям, не угодить никому, потому что желания людей взаимно противоположны. А есть третья, настоящая правда, ради которой и живешь, правда прочтения нашего романа. Правда тех, кто будет читать эту книгу, написанную богом. Именно в ней и состоит выбор. Именно ради нее бог все создал и велит нам жить так, чтобы читатель видел божественную правду в нашей жизни, пусть и не понимая ее до конца. Я не верю в рай и ад нету ничего такого, он допишет свой роман, и мы останемся не душами на том свете, а рядами строчек на книжной странице. И люди, которые нас окружают, это не люди, а персонажи. Среди них кристаллизуются идеи. Больше ни для чего они не нужны. Истина бог, правда это третья правда. Познавая истину, добивайся третьей правды вот чего от нас требует бог. Только такого бога и такой мир я принимаю безоговорочно.
Ведь мы же не для земли родились Мы только встанем на нее и вверх, вверх А там лопаемся от внутреннего давления Мы же не для жизни созданы Мы человечеству мясо, которым оно откупается от смерти, чтобы нормальных людей не шибко тревожила Мы как родимся, так сразу к смерти тянемся, ползем, еще ходить не научившись И ползем-то напролом, все вокруг себя рушим по дороге Мы ведь изначально отравлены, и я отравлен, жертвой этой отравлены, вопросом отравлены, истиной отравлены Не можем жизнь принять по-человечески, потому что не знаем зачем добро? отчего зло? где бог? откуда смерть?.. А ответ узнать можно, если только к жизни присмотришься, бережно, экономно жить будешь Не зная истины, не можем жизнь любить, жизнь ценить А не любим ее, не ценим ее вот и не можем познать истины Заколдованный круг Так и летим по нему на предельных оборотах, по спирали вверх, в воронку А там все, трондец, костлявая с косой и бешеный Кондрат И выходит-то все не так паршиво, гадко, стыдно, в слюнях Ни формы, ни содержания дрисня Хер на все положить, делать больше нечего Ни обиды, ни досады, ни самолюбия...
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
Я сегодня начала приходить к своему собственному пониманию своей жизни. Я смотрела вокруг себя и делала выводы. Итак. Я. Образованная, веселая, красивая, немного сумасшедшая. И это все Я. У меня есть: любящая семья, верные друзья, квартира (тоже немного моя), машина, работа, прекрасный город. Я счастливая женщина. А счастливые не размениваются по мелочам, не страдают по ночам и вообще ведут спокойный образ мыслей. Мужчины, окружающие меня, делают мне комплименты, смотрят вслед. И зачем мне размениваться по мелочам. Отныне я знаю свою цену, знаю и на меньшее не даю согласие. Для своих друзей я всегда буду свободна и доступна. Остальные должны знать, что я стОю. Мне дорого мое время. И оно тоже имеет цену. И не маленькую. Больше никаких лишних трат своего драгоценного времени. Никаких встреч с кофе за 30 рублей. У кофе тоже есть цена. Теперь все только для себя. Для любимой. И себе любимой я буду делать тюнинг. Ежедневный. Ежечасный. Голова только вверх, походка только летящая, глаз - только огонь. Отныне, маникюр, забота о теле, волосах и никаких лишних нервов. Мой внешний вид - это моя визитная карточка. Если я хочу, чтобы Мужчины оценили меня, я должна сделать для этого все возможное. То, что красиво, всегда дорого стоит. Девушку, одетую из "перехода" так и ценят. Бог создал для мужчин женщин, а для мужиков - баб. Я выбираю первое. И пусть кто-то посчитает меня меркантильной тварью, которая охотиться за деньгами. Я все же останусь при своем: главное в жизни любовь И деньги. и только вместе. И только так. P.S. "С милым рай и в шалашу" придумали жадные мужчины. Настоящие мужчины сделают все, чтобы шалаш стал дворцом для прекрасной принцессы.
Как многообразен мир, в нем и радость, и грусть вместе.
В связи с тем, что любимый и дорогой бывший оккупант требует его от меня, я буду рожать его в муках, ибо не знаю, что мне нужно. 1. Необычные сережки. 2. Формочка для мыла (адрес для покупки дам) 3.Палантин не теплый 4. Массивный браслет. 5. Спальник. 6. Хорошую книгу, чтобы я зачиталась.